Дата первого дня войны у всех украинцев – разные. Даже у тех, у кого она началась девять дет назад. Даже у жителей Крыма, Луганской и Донецкой области, которые столкнулись с российской агрессией еще в 2014 году, даты будут разные. И даже у жителей одного города Донецка они будут разными: у каждого – своя.
Для меня война началась 9 лет назад
Хотя война в любом случае началась для них не 1 год, а 9 лет назад. В итоге, более чем 1,5 млн жителей Донецкой, Луганской области и Крыма стали вынужденными переселенцами. А с началом полномасштабного вторжения войск России в Украину 24 февраля 2022 года значительная часть из них стала уже и дважды, а то трижды вынужденными переселенцами. Например, для тех, кто перебрался в 2014-м году из Донецка – под Киев – в Бучу, Ирпень, или – в Мариуполь, из которого украинская армия выгнала россиян 13 июня 2014 года, но теперь они снова захватили город ценой его полного разрушения и уничтожения сотен тысяч жителей. Оккупация повторно постигла многие города Донбасса, отвоеванные украинцами летом 2014-го года. А, кроме за прошедший год захвачены и новые территории Донбасса, Херсонской и Запорожской областей.
Официальной датой начала войны на Востоке Украины считается 14 апреля 2014 года. В этот день исполняющий обязанности президента Украины Александр Турчинов, наконец-то, официально объявил о начале проведение АТО (антитеррористической операции) на Донбассе. В аннексированном еще в феврале 2014-го Крыму АТО даже не объявляли – на освобождение Крыма у Украины в то время не было никаких ресурсов и сил. Это объективно.
Для меня война началась в Донецке, в марте 2014 года и длится все эти годы. Все знаковые события «русской весны» в Донецке я помню по датам и в деталях. И о них я хочу обязательно рассказать отдельно, потому что убедилась, что даже мои соотечественники из других регионов, которых она не коснулась 9 лет назад, не знают правды об этой войне. И часто пересказывают мне версию российского телевидения, о том, что это якобы гражданский «конфликт на Востоке Украины», начавшийся потому что «донецкие бабки позвали Путина». С этим я сталкиваюсь до сих пор! Многие люди почему-то не осознают, что полномасштабное вторжение России в Украину – это продолжение той самой войны-2014, которая не прекращалась все эти годы.
Первые 5 дней полномасштабного вторжения России – с 24 февраля по 1 марта 2022 года, которые мы провели в Ирпене – в небольшом городе (70 тыс. населения) в 13 км от Киева, куда вынужденно переселились из Донецка летом 2014 года, были логичным продолжением-2014. Только более с большим количеством взрывов и разрушений.
Жизнь рушилась второй раз. Это трудно было это принять
Самым страшным для меня 24 февраля 2022 года был не сам факт случившегося. А тот факт, что нам придется начинать жизнь сначала, как и 8 лет назад.
Принятие этого факта я всячески оттягивала. Даже после того, что по всем СМИ уже показали речь Путина, который объявил о проведении «специальной военной операции по денацификации Украины». После чего было понятно, что война конфликт, остановленный на Востоке, в этот раз коснется всех регионов Украины. Нас он коснулся в первую очередь.
Но даже после того, как мы около 5 утра уже услышали взрывы, где-то еще не слишком близко от нашего дома, я все же надеялась, что наши силы обороны смогут отразить даже полномасштабное наступление РФ, о возможности которого в СМИ говорили уже за несколько месяцев до этого.
С утра я «прилипла» к интернету и одновременно включила телевизор, где уже говорили о том, что вторжение России началось со всех сторон – из Луганщины, из оккупированных Крыма и Донбасса, Харьковщины, Черниговщины и Сумщины, Беларуси. Десант, который высадился на военном аэродроме в поселке Гостомель – это в 20 км от Киева и в 13 км от нашего дома в Ирпене. Бомбили Киев, военные объекты в Мариуполе, и даже в Ивано-Франковске. А группировка со стороны Беларуси и атаковала Гостомель.
Муж съездил на работу, но вскоре вернулся, со словами: «Нас отпустили домой, потому что война началась. Я никуда не поеду».
– Их самолеты белой маркировкой «Z» уже пролетали над нашим двором, нужно поискать бомбоубежище, – ответила я.
И мы отправились к ближайшему бомбоубежищу, куда нам указали путь соседи, которые там уже побывали и сообщили нам, что в случае обстрела, мы туда не добежим – это метров 800 от дома. Да и считать бомбоубежищем цокольный этаж в двухэтажном общежитии, постройки 60-х годов прошлого века, на самом деле было нельзя, хотя на табличке советских времен было обозначено: «Бомбоубежище» и стены его были увешаны советскими памятками о правилах его использования. Но в холодном полуподвале, где, правда, было два выхода, свет, вода, средства пожаротушения и забитый туалет, тогда уже сидели. Они пришли из тех микрорайонов, в которые уже стали «залетать» снаряды. У нас подвала в доме не было, да и мало у кого в многоэтажных домах были подвалы, где можно было бы укрыться. А бомбоубежищ в Киевской области, да и в самом Киеве, как выяснилось, явно не хватает. А те, что есть, оказались в плачевном состоянии или нестандартными.
– Я думаю, надо уезжать, – позвонил нам вечером мой взрослый сын, который вместе со своей женой и дочерью-первоклассницей снимал квартиру в другом районе Ирпеня. – Россия атаковала нас со стороны Беларуси. То есть, их войска пойдут через нас – через Гостомель, Бучу, Ворзель, Ирпень.
– Их сегодня разбили на Гостомеле. Давай, последим за ситуацией. Не дадут же им захватить столицу! – не сдавалась я, все еще оттягивая отъезд.
– Мы не в столице, – настаивал сын. – Россияне могут уже завтра быть в Ирпене.
Вечером в Сети появились снимки и видео первой победы ВСУ – подбитые вражеские самолеты и вертолеты и взятые в плен российские десантники в районе аэродрома в Гостомеле. Первую атаку ВСУ отразили. На следующий день, 25 февраля, враг снова атаковал Гостомель. Бои разгорелись с новой силой. Мы стали слышать канонаду более отчетливо. На набережную речки, в 500 метрах от нашего дома, стали падать обломки какой-то летной техники. И я мысленно молилась, чтобы какой-то сбитый самолет или вертолет, не спикировал на дома.
Борьба за выживание
И тот же день, 25 февраля, мощный взрыв раздался уже совсем близко. Наши военные подорвали Романовский мост через речку Ирпень, что в 1 км от нашего дома, чтобы не дать врагу возможности пройти на Киев, дорога на который пролегала через мост – 10 км и – ты в столице. После подрыва моста у нас началась борьба за выживание.
Взрывом повредило коммуникации. Весь наш ЖК (жилищный комплекс из трех домов) сразу же лишился света, газа и отопления – наши квартиры оборудованы газовыми котлами индивидуального отопления. А, как назло, резко похолодало. Мы стали набирать воду, понимая, что раз насосы обесточены, то вскоре и воды не будет. Помыться в душе мы один раз сходили в квартиру сына, в их микрорайоне коммуникации еще не пострадали от боевых действий. Но для этого нам пришлось пройти 5 км, а затем ведь надо было топать обратно – муниципальные автобусы с первого дня войны по городу ездить перестали.
25 февраля уличное освещение в городе было выключено, и в сумерках люди уже старались на улицу не выходить, ибо свет фонариков и экранов мобильных телефонов был виден издалека, а это было небезопасно: хозяин фонарика мог стать мишенью для врага. На окнах домов, где электричество все еще было, как по команде появилась светомаскировка из подручных средств.
А вот мародеров темнота не отпугивала. Они рыскали в поисках добычи по ночам. Чтобы выявить покинутое жилья, в которое можно было проникнуть, светили в окна фонариками.
Этим простым способом блокировки дверей подъезда я делилась в сети со всеми желающими.
Активисты нашего дома, тут же решили предпринять меры по защите имущества и заблокировать дверь подъезда, на которой магнитный замок мог работать только при наличии электричества. Сначала на двери подъезда мужчины установили простую блокировку: болт, продетый в дверные петли, прикрученные к двери. Но затем на болты навесили небольшие замочки и стали запирать на ночь дверь изнутри, предварительно предупредив соседей и раздав всем номер телефона хранителям ключа, чтобы запоздавший жилец, мог попасть домой.
Оставшись без электричества и газа люди старались опустошить морозилки своих холодильников, жаря все, что в них было, и на мангалах в сосновом бору, который расположен прямо напротив нашего двора и угощая всех, кому была нужна еда. Пикники во время войны выглядели странно и невесело. Но во время таких мероприятий соседи общались и делились ценными советами. Это спасало от страха. Потому, что все мы в те дни слушали канонаду и поглядывали вверх, с мыслью: «Хоть бы к нам сегодня не прилетело!». Конечно, «прилетами» в зоне боевых действий называют приземление любого снаряда. А вынужденные переселенцы-2014 употребляют такой сленг еще с той поры. года
А вот купить готовую еду и вообще, что-то купить, в первый же день войны в Ирпене оказалось сложно. Рынки, а также большинство магазинов, в том числе, супермаркетов, а также аптек сразу прекратили свою работу. А адресами тех, которые еще распродавал свои запасы со складов, люди делились в соцсети. Длинные очереди сразу же выстроились повсюду за «тем, что еще есть».
В первую очередь, за готовой едой – вроде колбасы и печенья, а также продуктами быстрого приготовления – мивиной, сухими кашами, консервами и водой – многие покупали все это уже в дорогу, собираясь покинуть город. Активно покупали влажные салфетки, антисептики и лекарства. В первую очередь разобрали перевязочные материалы.
Очередь в аптеку в Ирпене 28 февраля 2022 года.
Особенно длинная очередь была за хлебом – его стало трудно купить. Поэтому, вырвавшись на мирную землю, мы первым делом накупили хлеба и хлебобулочных изделий больше, чем могли съесть. И даже сфотографировали прилавок с хлебом на мирной территории, страшно обрадовавшись, что его там все можно свободно купить и очереди за ним нет. 
Хлебная лавка в городе Ровно 1 марта 2022 года.
А затем, в течение еще нескольких месяцев мы съедали хлеба больше, чем до войны, будто «в запас». Да и вообще, завалили запасами продуктов арендованную квартиру, как в нее вселились. На такое же проявление посттравматического синдрома жаловались многие мои товарищи по несчастью.
Впрочем, нуждающиеся в еде, в том числе, по причине прекращения работы коммуникаций в жилище в ходе боевых действий, почти всегда могли найти горячую пищу в евангелистских церквях. Церкви располагали приличными запасами провианта и имели резервные источники электроснабжения, а также – налаженные связи с братьями по вере в соседних областях, где не было столь активных боевых действий и снабжение еще не было нарушено. Из мирных мест братья по вере привозили все необходимое, а отсюда эвакуировали людей.
Один прилет снаряда резко изменил наши планы
В ближайшей церкви, куда мы решили отдать свои скоропортящиеся продукты, мы поинтересовались возможностью выезда из города в составе эвакуационной колоны на своей машине (тогда у нас были «Жигули» 1987 года выпуска), но все еще не решались уехать. Хотя гул канонады становился все ближе и ближе.
И после того, как прилет снаряды случился уже прямо на моих глазах, мы решились. Снарядов, которые подбили дома в частном секторе на улице, что в 100 метрах от нашего ЖК, Обыло несколько одновременно. Они шли будто полосой и светились. Это были какие-то зажигательные снаряды. Мы с соседями в это время заряжали телефоны
Один лег метрах в 70 от людей которые стояли под козырьком подъезда – заряжали телефоны и готовили еду на электроплитке – в одну из многоэтажек удалось подвести свет раньше, и ее жильцы делились электрикой со всеми соседними домами (хотя платить за эту “гуманитарку” придется им). Когда один из снарядов лег напротив подъезда, мы все заскочили за стенку. И осколки, к счастью, не полетели в нашу сторону.
Соседи, в первую очередь, семьи с детьми, стремительно разъезжались, кто куда. 
Ключи от своих квартир оставляли знакомым соседям с верхних этажей, которые еще не нашли, куда им бежать, или наивно надеялись на скорую победу украинской армии. На нижних этажах люди чувствовали себя в большей безопасности. Но это если в квартире не вылетели стекла, и на окнах были установлены решетки.
Считается, что находится на нижних этажах во время обстрела более безопасно. Хотя в квартирах новой планировки фактически нет места, где были бы «две стены» подряд, которые могут хоть как-то защитить от осколков. Да и огромные панорамные окна – плохая защита от обстрелов. Некоторые жильцы даже загородили такие окна шкафами, предварительно убрав из них все бьющиеся предметы. Но для большей уверенности в своей безопасности, при первых звуках в артиллерийского обстрела или воздушной сирены (она срабатывает только во время опасности в воздухе – при вражеских авианалетах или ракетном обстреле, многие жильцы выходили или в подъезд, или сидели в своих тесных совмещенных санузлах и даже устраивались спать в ванной: чаще всего укладывали в ванную спать детей.
Впрочем, это был не сон, а какое-то забытье. Потому, что человек невольно подскакивает от грохота канонады и воя сирен, а свет фонарика, направленного в окно твоего жилья в кромешной темноте, режет глаз, будто свет прожектора. А полицейские патрули, выявлявшие мародеров и диверсантов, тоже освещали себе путь фонариками.
С каждым новым днем борьба за выживание в осажденном городе отбирала все больше сил.
Но условия жизни все ухудшались. Электрикам нашего ЖК только периодически удавалось «включать» свет, но его смогли подавать только в соседний дом на 3-4 часа в сутки. Крыльцо этого дома превратилось в пункт несокрушимости, опутанный электрошнурами переносных розеток, в которых не было свободных гнезд: жильцы со всего ЖК заряжали телефоны, павэрбанки, кипятили электрочайники и готовили на электроплитках.
Никто не хотел бежать в неизвестность
А диверсанты и заблудившиеся российские солдаты из разбитых украинскими войсками частей РФ уже рыскали в соседнем городе Буча. Я узнала об этом, позвоним подруге, которая сбежав из Донецка, поселилась в Буче: «Мы сидим в полуподвале под магазином и наблюдаем, как русские десантники шастают по нашему ЖК. Ищут гражданскую одежду и мобильные телефоны, чтобы незамеченными догнать своих. Хоть бы они нам гранату в подвал не бросили», –шепотом сказала подруга. А такие случаи, когда российские солдаты в оккупированных населенных пунктах бросали гранаты в дома и укрытия, где были мирные люди, уже были известны. К счастью, у подруги «посиделки» в убежище окончились благополучно, и она успела покинуть Бучу до ее оккупации. Буквально до 6 марта 2022 года, когда сделать это самостоятельно было уже нельзя, так как все пути из Ирпеня, Бучи и Ворзеля были перекрыты оккупантами.
Но когда мы с ней разговаривали, уже накануне нашего отъезда, она заявила, что уезжать не намерена: «Я никуда не поеду. У меня здесь – ВСЁ! У меня нигде больше ничего нет!». Это же заявляли мне и многие другие мои друзья из числа вынужденных переселенцев-2014 года.
Точно также надеялись избежать эвакуации и мы. Потому, что все мы один раз уже бежали, вынужденно бросив свои дома и все свое имущество, много ценного и просто милого сердцу – книги, фотоальбомы и прочие, незаменимые предметы. Потому, что мы уже однажды пережили внезапную бедность из-за необходимости арендовать на новом месте жилье, цены на которое при наплыве вынужденных переселенцев на мирные территории, сразу взлетают. Многие пережили и утрату работы, и друзей, и даже семьи – то ли родня оказалась «ждунами русского мира», то ли не все смогли уехать из оккупации и умерли или погибли в ходе боевых действий. Поэтому, если мне и удавалось дозвонится до тех, кто наконец-то смог обзавестись на мирной территории жильем, то те, кто из них находился в еще неоккупированных населенных пунктах, неизменно говорили то же самое: «Римейка-2014 я больше не перенесу! Я не знаю, на какие деньги мне уезжать и куда. У меня неходячие родители (или маленький ребенок), собака (или кошка), как я их повезу. У меня никого нигде нет. А там, «где есть кто-то», у кого мы хотели бы остановиться, тоже уже бомбят – они сами ищут, куда податься».
Но те, кто уже выехал, настоятельно советовали нам сделать то же самое, пока еще есть возможность сделать это не по «зеленным» (гуманитарным) коридорам, которые российские военные обещали открыть, но часто не выполняли своих обещаний. И колоны беженцев или не пропускали, или расстреливали. Советовали и те, к кому война уже пришла на порог в виде ковровых бомбардировок или российской армии: «Уезжайте, пока есть телефонная связь». А со связью становилось все хуже.
Уезжать советовали нам и единомышленники, которые вынужденно проживали на оккупированных территориях. Они стали беспокоиться о нас в первый же день: «Уезжайте. Вы не «пересидите» – все это быстро не закончиться. Вы не представляете, как их (российских военных – автор) у нас (в населенным пункте, оккупированном еще в 2014-м году – автор) много. Идут и идут. И все они идут к вам (захватывать мирные территории – автор). Спасайтесь. Может быть, когда-нибудь увидимся».
Многие местные мужчины, которых не брали в армию по возрасту или состоянию здоровья, присоединились к местной территориальной обороне, костяк которой составила полиция. Но, влиться в ряды теробороны удалось не всем. Буквально на третий день войны, знакомый полицейский, заехавший вместе со своими товарищами в наш двор по служебным делам, сказал, что у них уже роздано все резервное оружие, поэтому новобранцу придется добыть себе оружие в бою. И его товарищ продемонстрировал нам свой автомат, отобранный у пленного россиянина. Экипировку тоже предстояло добыть. На «производство» самодельных бутылок с «коктейлями Молотова» (зажигательной смесью), по словам собеседников, уже выстроилась очередь. И в еде тероборона на тот момент не нуждалась, ибо все местные жители, в том числе и мы, в те дни так рады были видеть представителей власти и наших защитников, что лезли к ним обниматься – целоваться и спешили угостить тем, что было в доме, даже если это было последним. Номера телефонов членов теробороны, волонтеров, которые могли помочь с продуктами и эвакуацией, с первых дней войны приобрели особую ценность.
Один прилет снаряда резко изменил наши планы
В ближайшей церкви, куда мы решили отдать свои скоропортящиеся продукты, мы поинтересовались возможностью выезда из города в составе эвакуационной колоны на своей машине (тогда у нас были «Жигули» 1987 года выпуска), но все еще не решались уехать. Хотя гул канонады становился все ближе и ближе.
И после того, как прилет снаряды случился уже прямо на моих глазах, мы все же решились. Снарядов, которые подбили дома в частном секторе на улице, что в 100 метрах от нашего ЖК, Обыло несколько одновременно. Они шли будто полосой и светились. Это были какие-то зажигательные снаряды. Мы с соседями в это время заряжали телефоны на крылечке – в нашем пункте несокрушимости, когда увидели в небе эту полосу светящихся шариков.
Один лег метрах в 70 от людей напротив подъезда, где мы стояли под козырьком. Мы все заскочили за стенку. И осколки, к счастью, не полетели в нашу сторону. Другой полетел на дома в частном секторе и вскоре мы увидели, что они горят.
Мы вызвали пожарных, и сами побежали по домам. Но спасти подбитые дома им уже не удалось. 
А обстрел еще продолжался. Последствия увиденного я сняла на следующий день. 
Ночью город сотрясали такие взрывы, что мы с детьми начали уже всерьез беспокоиться о жизни друг друга.
И уже утром, быстро собрав в сумки документы и вещи на первый случай, поехали все вместе на нашем стареньком автомобиле к той самой церкви, чтобы выехать в составе эвакуационной колоны – она отправлялась в город Ровно.
По пути мы обзванивали знакомых во всех регионах, куда еще не пришла войн, с просьбой помочь, в поисках жилья в аренду: найти жилье на мирной территории уже было очень сложно – спрос на него резко возрос. В итоге, оказались в Ивано-Франковске. 6 марта мы осознали, что вовремя выехали. Потому что, в этот день все пути из Ирпеня уже были перекрыты оккупантами. Освободили город лишь 28 марта 2022 года. Он претерпел сильные разрушения – пострадали до 50 % зданий, в том числе был поврежден и наш жилищный комплекс – пострадали все три дома. Но, к счастью, не слишком значительно. Наша квартира уцелела. 
Понимая, что нам все же придется уезжать, мы сфотографировали свой последний ужин дома. И я ставила это фото в свой пост на своей страничке в Фейсбук, который посвятила всему тому, что мне придется оставить дома. Снова оставить. Уже во второй раз.
Be the first to comment